Читать онлайн книгу "Портфолио не предлагать"

Портфолио не предлагать
Анна Санникова


Журналистка Анисья Тернавская решает покинуть провинциальный городок, куда в юности приехала за своим возлюбленным, и пытается найти работу в мегаполисе, но обнаруживает, что надо еще постараться, чтобы работодатели обратили внимание на портфолио, когда тебе уже 35+. Зато на личном фронте "возрастной" соискательницы развернулись нешуточные баталии вопреки прогнозам ее подруги. Никогда еще Анисья не оказывалась перед таким трудным выбором – за ее внимание сражаются бывший муж и новый знакомый. Роман с мистическими нотками и местами (весьма захолустными) с острым сюжетом.





Анна Санникова

Портфолио не предлагать



Все герои, имена и события выдуманы в творческих муках, автор ручается за их нереальность. Все совпадения с реальностью случайны, автор не несет ответственности за столь тонкую грань между мирами.




Глава 1. Обратная сторона интервью


Сентябрь 2018 года, мегаполис

Когда вертолет приземлился на крышу высотного отеля, никто не обратил на него внимания, кроме меня и одной девушки. Мы обе стояли, задрав головы, посреди людского потока и наблюдали, как лопасти воздушной машины стрекотали, не собираясь останавливаться. Через несколько минут вертолет снова взлетел. Возможно, он доставил в отель важного гостя, ну или забрал.

Журналистская привычка наблюдать за самым интересным, что происходит вокруг, цепко держала меня в своих руках. Но никак не помогала в поисках новой работы. В подтверждение печальных мыслей телефон подал голос. На экране высветилось сообщение: “Работодатель не готов пригласить вас на интервью”. В этот момент мир замолк, словно поставленный на паузу, сердце застучало, отдавая дробью в барабанные перепонки, а потом ухнуло в пятки.

Я стояла у стеклянных дверей сверкающего торгового центра, примыкающего к отелю с вертолетной площадкой и ждала, пока сердце, как дирижабль, поднимется обратно, а заодно решала: остаться верной профессии журналиста или пойти на курсы экскурсоводов? Передо мной как раз светилась яркая реклама о наборе группы. А главное – что сейчас буду рассказывать девушке, встреча с которой здесь назначена?

Пару дней назад от нее пришло письмо на электронную почту. Девушка представилась читательницей моего блога, который я тайно вела от коллег и огромного числа читателей. Удивительно, что она вообще нашла его на просторах интернета. Еще она оказалась студенткой журфака и хотела взять у меня интервью. Это было неожиданно, как если бы мне предложили стать редактором “Cosmo”. И я, конечно, согласилась. Сначала мы хотели поговорить по скайпу, но оказалось, что я вполне могу приехать на интервью собственной персоной – Адель жила в мегаполисе, где я пыталась найти работу.

Условились встретится у барной стойки под эскалатором в торговом центре “Ожерелье”. При встрече выяснилось, что это та самая девушка, с которой мы вместе наблюдали за вертолетом. Адель была похожа на актрису Софи Марсо – худенькую француженку с темным каре из фильма “Бум”. Но она считала, конечно, что выглядит, как героиня из японских аниме, а популярный фильм 80-х годов прошлого века вряд ли смотрела.

– Анисья Тернавская, – представилась я.

– Я узнала вас… тебя, – смущенно улыбнулась Адель, – ты такая же, как на фото в блоге…

Решили взять по молочному коктейлю и побеседовать прямо здесь, за квадратным пластмассовым столиком. Адель спросила, можно ли включить диктофон, и я мысленно поставила ей “пятерку”. Хороший журналист не скрывает своих намерений. Ну, или хотя бы делает вид, что не скрывает. Девушка подготовилась к интервью основательно. Рядом с мобильным телефоном, выполняющего роль диктофона, она положила блокнотик с вопросами. Я немного нервничала, зато теперь представляла, что испытывали мои герои. Ничего хорошего, по крайней мере, в самом начале.

Но потом я расслабилась, рассказала то, о чем никогда не рассказывала. Потому что никто не спрашивал. Через полчаса я чувствовала себя почти звездой, готовой раздавать автографы. Но Адель лишь попросила оценить работу интервьюера. Я призналась, что высоко оценила ее журналистские навыки еще в самом начале. Девушка из аниме опять смущенно улыбнулась.

Вопросы были простыми. Я тоже любила задавать такие. Они усыпляли бдительность героя и помогали взять его с потрохами. Ах, если бы такие вопросы были в резюме! Тогда эйчары сразу приглашали бы меня на интервью, даже не глядя возраст. Хотя я его предусмотрительно скрыла. Но вычислить количество лет по количеству моих профессиональных деяний все же очень легко. Деяния были главной моей гордостью, и я с удовольствием рассказывала о них Адель.

– Скажи, а ты сталкивалась с настоящей опасностью в своей работе? – спросила она напоследок.

Этот вопрос сначала поставил меня в тупик. Ну что может быть опасного в работе провинциального журналиста? Но подумав, я вдруг осознала, что даже редакционные задания “районки” могут закончиться непредсказуемо. Можно замерзнуть на подходе к ферме в тридцатиградусный мороз с фотоаппаратом в руках или сгинуть в поле во время уборочной страды за рулоном сена. Можно заснуть в последнем ряду во время отчетного концерта и проснуться ночью в зрительном зале ДК, а там темно и страшно, и возможно даже живут призраки, которые занимаются самодеятельностью. Придется слушать еще один концерт. А это опасно для психики. Заседание городской думы тоже полно скрытых угроз, особенно если записывать все, что там говорят, и выдавать без купюр.

А однажды мне пришлось уносить ноги еще до начала интервью, потому что предполагаемый герой материала перепутал вторую древнейшую профессию с первой и отказывался разговаривать без предварительных ласк. С тех пор в моей сумочке появился аэрозольный дезодорант, чтобы в любой момент освежиться, естественно.

Этот случай остался единичным в моей журналисткой практике. Хорошо, что об этом никто не узнает. Интервью было учебным. Знакомство с Адель – приятным. На календаре – бабье лето. В планах – новая жизнь.

“Жду тебя уже полчаса!” – гневно моргнул экран телефона, и я вспомнила, что у меня назначена еще одна встреча. Здесь же, в круглом расфуфыренном здании торгового центра. А интервью вскружило мне голову! Мы попрощались с Адель, обещая поддерживать связь. Но было понятно, что вряд ли встретимся еще. Сколько раз я думала, что подружилась с человеком за час душевной беседы. Но все это исчезнет, как сотовая связь за городом. Герой перечитает материал, попросит убрать “лишнее”: не для печати это, понимаете? И все – со страниц газеты смотрит отредактированная личность, которая через месяц-другой перестает узнавать автора столь прекрасного портрета.

Но если честно, мне это нравилось. В душе я оставалась интровертом. Даже представить боюсь, как выглядела бы моя жизнь, если с героями всех публикаций пришлось бы общаться. Моими лучшими друзьями оставались книги, прогулки в одиночестве и внутренний голос, прорезавшийся вместе с коренными зубами, хотя, естественно, я этого не помню. Голос не всегда оказывался прав, но это его нисколько не беспокоило, зато бесило меня. Это он много лет назад завел меня в провинциальный городок, откуда я сейчас пыталась выбраться. И мало того что не помогал, так еще запутывал, убеждая лишний раз не искать приключений на ту часть тела, которая не очень-то понимает, что делает.

Телефон еще раз моргнул – на экране всплыл красный, как воинственный Марс, смайлик.




Глава 2. Кино и кофе


Савелий сидел за столиком на третьем этаже торгового центра. Медленно приближаясь на эскалаторе к фуд-корту, я увидела его широкую джинсовую спину и короткий ежик светлых волос. Он специально выбрал столик поближе ко входу, чтобы я быстро нашла его. И специально отвернулся, чтобы я почувствовала хотя бы легкое угрызение совести. Но меня грызли совсем другие чувства. Одно из них – сомнение.

Я немного задержалась у витрины книжного магазина. Обложки, как цыгане на вокзале, обрушились на меня своей пестротой. Заголовки наперебой зазывали и обещали все на свете – от вечного экстаза без особых усилий до историй, которые потрясли этот мир. Мне хотелось нырнуть туда, зарыться в книжные страницы. Так я делала всегда, когда не знала, что делать.

Савелий появился в моей жизни неожиданно, и сначала не вызывал ничего, кроме досады и болезненных воспоминаний. Представьте, вы тысяча и одним способом пытаетесь вычеркнуть человека из жизни, а он снова возникает перед вами, как сезонная простуда, от которой нет спасения.Только зовут его по-другому. Он утверждает, что видит вас впервые, хотя вам знаком каждый его шрам, жест и привычка не всегда говорить правду. Хотя, если присмотреться… Именно этим я и занимаюсь уже второй месяц.

Телефон Савелия лежал на столе, а сам он рассматривал какой-то флаер. Я подошла и села напротив.

– Кофе будешь? – спросил он вместо приветствия, не отрывая взгляда от цветной бумажки.

– Буду! Скажи, а это не ты прилетел на вертолете? – пошутила я, надеясь его отвлечь от моего опоздания. – Представляешь, он на крышу отеля приземлился где-то часа полтора назад!

Савелий промолчал, потом поднялся и отправился за кофе, оставив флаер на столе. Мне стало любопытно, что он там рассматривал. Это была реклама фильма. И единственный сегодня сеанс нового фильма знаменитого режиссера мы уже пропустили.

Савелий вернулся с двумя белыми фарфоровыми чашками и тарелкой, на которой прижались друг к другу два шоколадных пирожных. Сел напротив, внимательно посмотрел в глаза. И я, не выдержав взгляда, стала разглядывать нежно-кремовое сердечко, под которым прятался латте. Вот бы сейчас тоже куда-нибудь спрятаться. Я виновато произнесла:

– Не переживай, сходим еще на твоего Тарантино.

– Ты на собеседование ходила? – спросил он, бросив взгляд на мой костюм и собранные в хвост кудрявые непослушные волосы.

– Меня даже не пригласили, работодатель, понимаешь ли, не готов, будто красна девица…

Савелий, мне показалось, облегченно вздохнул. Не исключаю, что это он договорился со всеми работодателями мира, чтобы они присылали такие сообщения. Мне было легче поверить в это фантастическое допущение, чем в объективную реальность – мой поезд ушел. А ведь Соня предупреждала. Когда я собралась уходить из редакции, немногословная подруга изрекла: “Ася, сидела б ты на месте, кому ты нужна в сороковник!” Она, конечно, была права. Но если быть более точной, то в тридцать семь. И я все-таки еще лелеяла надежду доказать ей и себе обратное.

– Завтра уезжаю в Москву, – сказал Савелий наблюдая, как я доедаю пирожное, к своему он не притрагивался.

– Ты же говорил, что будешь здесь неделю?

– Срочное дело, вызывают в офис, – пояснил он. – А ты бы поехала со мной?

– Ты так приглашаешь или шутишь? – переспросила я на всякий случай.

Он ничего не ответил. И я без спроса начала есть второе пирожное. Ну почему именно сейчас, когда я приняла трудное для себя решение не торопиться, жизнь подбросила мне Савелия? Хотелось передышки. Начиная с пятого класса, я постоянно в кого-то влюблялась. Объекты моих чувств были странными и не отвечали взаимностью, а если отвечали, то как-то не так. Кажется, популярные психологи называют это любовной зависимостью, а таких, как я, – невротичками.

И вот картина маслом – напротив сидит адекватный, интересный мужчина, а я ем пирожные и думаю, как бы отвертеться от его серьезных намерений. Кажется, во всем виновата его странная внешность и странные обстоятельства нашего знакомства…

– Похоже, я прогадал с количеством пирожных, – наконец-то улыбнулся Савелий.

– Ты со мной прогадал, – вздохнула я.

– С чего бы это?

– Не умею сидеть на месте, видишь, переезд затеяла.

– Я тоже не любитель постоянства. Значит, Вселенная все-таки постаралась, – подмигнул он.

Она постаралась чуть больше месяца назад, когда я, выполняя редакционное задание, штурмом брала один кабинет. И возможно, не будь я такой настойчивой, все бы обошлось. Но Вселенная уже вовсю исполняла чье-то желание.

Возможно, я опять совершала ошибку, но ехать в Москву не хотела. В двухстах километрах от места, где мы сидели и пили кофе, неспешно жил городок, из которого я хотела убежать. Там было тихо и спокойно, провинциальное счастье без суеты и пробок, в шаговой доступности. Но почему-то я погибала от такого счастья. И сейчас искала спасения в большом городе – древнем и красивом, как музейная чаша. Мне было важно сделать это одной. Я еще только возвращалась на свою орбиту. Чтобы вернуться, вспоминала. Вспоминать было трудно. Чаще всего я казалась себе выжженой планетой с кратерами вместо океанов. Реже – умной и красивой. Но надо признать, такие моменты тоже были. Именно о них полчаса назад я рассказывала Адель. Все остальное досталось дневнику. Я вспоминала и записывала, пока рефлексировала после увольнения в ожидании собеседования. Это все, что у меня сейчас было. И вдруг яркая, как реклама на медиафасаде, мысль мелькнула в моей голове.

– Возьми с собой вот это, – и протянула желтую флешку с черным колпачком.

– Что там? – он накрыл мою руку широкой ладонью, будто флешка могла убежать.

– Дневник. Всегда мечтала, чтобы кто-нибудь прочитал украдкой мои откровения.

– О, занятное должно быть чтение!

– Хотелось бы надеяться, но я этого не гарантирую.

– А я даже не сомневаюсь, – прищурился Савелий.

– Можно подумать, ты читал то, что я пишу в газете!

– Я видел, как ты собираешь материал, а это уже занятное зрелище!

– Кажется, тебе удалось меня смутить, придется ударяться в бега, – и я закрыла лицо руками.

– Что ж, тогда буду разыскивать тебя с вертолета, – с серьезным видом ответил Савелий.

– Ого, – выглянула я из-за ладошек, – все-таки это ты приземлился на крышу!

Савелий опять промолчал.

– Всегда догадывалась, что ты не тот, за кого себя выдаешь, – пробормотала я, уже не надеясь на ответ.

Чем он занимается, я так и не знала. Видела только визитку, где написано, что он – юрист. На самом деле у меня был тайный план – посмотреть на реакцию Савелия после того, как он прочитает дневник. Я почему-то решила, что тогда ему будет труднее скрывать свою истинную личность. И возможно, именно тогда я и найду ответ на свой главный вопрос.

– А что ты решила насчет поездки на край света? – уточнил Савелий, глядя на часы в мобильнике.

– Вот туда я точно готова поехать! – обрадовалась я. – Давай возвращайся из своей Москвы и рванем!

Я маялась без работы, как балерина на пенсии, а эта поездка могла меня развлечь. Когда мы вышли из торгового центра, город уже светился, словно от счастья. Желтые листья танцевали у ног. Савелий предложил прогуляться – после фантастических пришельцев вместо Тарантино хотелось простых земных радостей. Мы направились в сторону улицы Петербургской, где листья облепили скамеечки, похожие на диваны, и никто не решался смахнуть с них этот золотой покров. Сквозь рыхлые тучи проглядывал серебристый ободок Луны. Милый и сказочный. А я вспомнила другую Луну – кровавую и беспощадную в своей мистической силе. Два месяца назад…




Глава 3. Полное затмение


Июль 2018 года. Коромысловка

На узком деревянном подоконнике сидеть было неудобно. Пятая точка хотела на диван, а точка в ночном небе держала фокус на себе. Сегодня, 27 июля 2018 года, случится самое длительное лунное затмение XXI века и великое противостояние Марса. Если я пропущу два редких астрономических события, то это будет преступлением века. Нет, пожалуй, тысячелетия, потому что такое случается раз в двадцать пять тысяч лет, уверяют ученые. И советуют вооружиться хотя бы театральным биноклем. Но даже невооруженным глазом видно, как на желтый диск медленно наползает бордовая тень. Марс пожаловал ближе к одиннадцати. И зажегся маленькой красной точкой под Луной.

Я не могу вытянуть ноги, но это мелочи в масштабе двух астрономических событий. Глаза слипаются, а я не сдаюсь – пью красное вино и ем сыр. Хочу быть солидарна с Луной. Хотя бы внутренне. Где-то прочитала, что в этот момент можно изменить свою судьбу, что-то сдвинуть, задвинуть и перенаправить. Абсурд, конечно. Затмение – вполне научный факт, но люди все равно наделяют его мистикой. Когда видишь, как Луна на глазах меняет цвет, а привычные лунные пятна приобретают зловещие очертания, невольно начинаешь верить, что происходит что-то мистическое.

Я не ожидала, что буду разговаривать с Луной, пусть даже и мысленно. Я же современная женщина с высшим образованием, вожу машину, ношу джинсы и не увлекаюсь ведическими учениями. Ну месяца два-три не в счет. Я быстро опомнилась, вместо платьев снова надела джинсы и развелась с мужем. Принимать его таким, какой он есть, сил больше не было. Сейчас у меня отпуск. Время, когда встречи, срочные тексты (хотя, нет, один еще “висел”) остались в редакции, и я могу подумать наконец-то о своей жизни на подоконнике родительского дома. Вернусь ли после отдыха в газету? Начну ли все заново? Хватит ли сил? Вопросы выстраивалась в голове в очередь за ответами. Но на полочках головного мозга образовался беспорядок, и было неясно, где их искать. Полное затмение!

Я сижу за занавеской. Кажется, если ее отодвину, то увижу потускневшие голубые обои с белыми завитушками, комод с радиолой и неработающим телевизором под кружевной салфеткой, а за ним в углу – полочку с иконами. Посередине комнаты – стол на резных мощных ногах, у стены – кожаный диван с откидными перилами-валиками, у другой – кровать с домоткаными кружевами. И бабушку в ситцевом платочке у беленой печки, греющей ладошки.

Но это осталось только в моей памяти. Внутри дом преобразился, когда в него переехали мои родители. Прежними сохранились только половицы, еще добротные, но ужасно скрипучие. Шутка ли – дому почти сто лет. Я помнила до мельчайших подробностей каждую деталь – русскую печку в задней избе и полати, лавки вокруг обеденного стола и керосиновую лампу, висевшую на крючке рядом с простой лампочкой Ильича.

Я проводила здесь каждые летние каникулы. Тогда я тоже любила сидеть на подоконнике, особенно, когда капли дождя плюхались в канавку под окнами, а посреди улицы разливалась огромная непроходимая лужа.

Однажды вечером я не пошла гулять. Деревенский белобрысый парень сквозь мокрую пелену пробрался к дому и тихо постучал в окно. Я распахнула створки, в комнату ворвался шепот дождя и пронзительный взгляд серых грустных глаз.

– Ты не пришла сегодня…

– Резиновых сапог нет…

Бабушка предлагала свои, черные, лакированные: «Смотри, баские какие!» Но для меня, городской девицы, это было немыслимо. Большая теплая ладонь сжала мои пальцы.

– Ты как принцесса дождя…

– Ага, без короны и без сапог, – посмеялась я.

– Зато гордо сидишь в курточке! – улыбнулся вечерний гость.

Бабушка отказалась подтапливать печь. "Эка невидаль летом топить!" – ответила она, когда я сказала, что замерзла. Пришлось надеть куртку. У бабушки этого добра всех размеров и цветов был полный сундук. Воспоминания плыли, как прозрачные облака на ночном небе. Я даже покрутила головой, разгоняя эту внезапную облачность. Но затмение и вино – мощный коктейль, который не сразу отпускает. Я на минуточку прикрыла глаза.

Скрипнул порог. Дрема тут же улетучилась. Я таращилась в темноту. В дверном проеме нарисовался белый силуэт… Мама!

– Ася… – шепот разнесся по комнате стальным эхом. – Ася… – звук нарастал и казалось сейчас лопнут стекла.

Я сжалась, белый силуэт задрожал, вытянул руки и начал приближаться. Сморщенное лицо в темно-синем свете казалось высеченным из камня и я его не узнавала, старая женщина с длинными волосами, заплетенными в косы, маленькими шагами двигалась к окну. Я зажмурилась. И ощутила на плече ледяное прикосновение…

– Ася! – шепот прозвучал прямо над ухом. – Ты заснула? – мама тормошила меня за плечо.

Я открыла глаза и ошалело смотрела на ее белую ночную рубашку в синий мелкий цветочек. И руки, которые она пыталась согреть, пряча под накинутой шалью.

– Надо же, Луна-то и правда “кровавая”, даже не по себе как-то…

– Да уж, не по себе, – пробормотала я, – хотя ты уже все пропустила.

Луна потихоньку сбрасывала бордовое одеяние, словно шифоновый халатик.

Мама прищурила глаза, сильнее закуталась в кружевную шаль и сказала:

– Однажды твоя прабабушка Анна в ночь лунного затмения нагадала себе знатного жениха.

Я слышала эту историю про гадание, но с таким поворотом – впервые. И недоверчиво спросила:

– Думаешь, Луна помогла?

– В тот день она была такая же “кровавая”, бабушка называла ее червонной, а мы думали она про какие-то карты гадальные говорит. И только когда я подросла, расспросила подробнее, но она уже путалась в своих воспоминаниях, может, и придумала чего.

Моя прабабушка Анна была занятным персонажем. Я ее никогда не видела, но помнила фотографию, где она стояла возле мужа, положив руку ему на плечо, статная, в длинной юбке и блузке с плотным рядом пуговиц. Фотография была маленькая, черно-белая, в тускло-серой дымке, больше похожая на рисунок.

Белый силуэт! В старой женщине, которая пыталась ко мне приблизиться, было что-то от прабабки… Но откуда она здесь? Я не удивилась бы, увидев бабушку, хозяйку этого дома, но…

– А ты желание-то загадала? – мамин голос ворвался в мои размышления. – В такую ночь точно сбудется…

Вот и мама туда же! А что загадывать-то? Не то что у меня желаний не было. В принцев я уже не верила, только в принца Датского, а в свой профессиональный успех перестала верить, как только переступила порог редакции.

– Мам, а ты что загадала бы?

– Я-то? Чтобы шить по вечерам могла, а то глаза устают очень… А ты думай, думай! – поддела она меня.

Прабабушка Анна научила маму шить. А я не очень-то хотела осваивать практичное и нужное занятие. И признаваться в том, что я мечтала стать писательницей с тех пор, как научилась выводить буквы в тетрадке, мне было неловко.

– Найти бы хорошую работу, в глянцевом журнале, – сказала я вслух, перебирая в руках занавеску.

– Уехать хочешь? – тоскливо спросила мама, потирая виски.

Я промолчала. Нелегко озвучивать мысли, которые могут огорчить близкого человека, а мой отъезд, я знала, будет для нее нелегким.

– Пожалуй, это лучшее, что ты можешь сейчас сделать, – тихо сказала она.

Я обняла ее за худенькие плечи, уткнулась в мягкую шаль и почувствовала запах бальзама “Звездочка”. Похоже, у мамы опять болела голова, или ее мучила бессонница. Этот бальзам она использовала от такого количества напастей, что уточнять не имело смысла. Главное, ей помогало.

– А ты дашь почитать сиреневую тетрадь? – спросила я, надеясь, что мама наконец-то позволит почитать свои дневниковые записи. Наверняка она написала что-нибудь о прабабушке.

– У меня есть еще кое-что для тебя, – неожиданно сказала она и подошла к светло-коричневой полированной стенке советских времен, купленной по невероятному стечению обстоятельств. Она выдержала несколько переездов и все еще служила заявленным целям – хранить все от фотоальбомов до хрусталя. Из небольшого ящичка между секциями для посуды и книг мама достала сиреневую тетрадь и деревянную коробочку. В коробочке лежал ключ. Оказалось, у прабабушки был двухэтажный деревянный дом. Но никто так за полвека и не поехал в вятскую глубинку, чтобы прибрать к рукам разрушающийся особняк. Ни земля, ни дом уже практически ничего не стоили – поселение затерялось в лесах и сплошном бездорожье. Я удивлялась, слушая маму, и прикидывала, какую пользу можно извлечь из неожиданно свалившегося “наследства”.

– Может, придумаешь, что делать с этим, – сказала она, протянув мне ключ. И еще немного постояла возле меня. Мы наблюдали за Луной, и я невольно почувствовала древнее благоговение перед небесным телом, от которого зависел женский организм независимо от века, наличия водительских прав и увлечения Ведами. Может, и правда есть что-то магическое в ее неспешном шествии по темному небу, усыпанному мерцающими точками, словно населенными пунктами на карте.

Мама вышла из комнаты под всхлипывание половиц. Ее слова медленно оседали в моей слегка затуманенной голове. Луна уже полностью освободилась из “кровавого” плена. А когда я забралась под одеяло и закрыла глаза, то она поплыла передо мной в бордовой дымке, оставляя за собой кометный хвост из маленьких листочков. Я протянула руку, и они легли на ладонь. Потом появился Марс, скорчил глумливую рожицу и перечеркнул красными чернилами все, что там было записано. Остался только один лист с адресом давно забытого дома где-то на краю света. “Надо туда съездить”, – подумала я то ли наяву, то ли во сне.




Глава 4. Вечер планетарного масштаба


Сентябрь 2018 года, мегаполис

Мы полулежали в креслах, смотрели на звездный купол и фильм про планеты.

– Представляешь, здесь все почти так же, – прошептал Савелий, – как в тот день, когда я в пятом классе решил стать космонавтом.

Я повернулась к нему и увидела смеющиеся глаза в лучиках мимических морщин и догадалась, что он шутит.

– Ладно, – сдался он, – астрономом, ну и планетарий был в другом городе.

“В чувстве юмора ему не откажешь”, – думала я, глядя на лицо знакомое до боли и одновременно чужое. Вечер неумолимо приближался к самому романтичному моменту, а я выискивала причины, по которым он не мог состояться. Надо было все-таки уехать домой, тем более и он завтра уезжает…

Через пять минут я перестала следить за звездным куполом и планетами. Интересно, что эйчару онлайн-издания “Biz” в моем резюме не понравилось на этот раз? Подозреваю, что стаж раза в три превышающий его собственный. А то, что я пишу статьи в разных жанрах, делаю репортажные снимки, нахожу героев в неожиданных местах и могу разговорить даже социофоба, в его поле зрения даже не попадает. Впрочем, про социофобов в резюме нет. Трудно в сухой форме отразить все мое разноформатное содержание. Возможно, если бы в верхней строчке светилось “какое-нибудь московское СМИ”, то я была бы нарасхват. Но работала я исключительно на благо провинциальной прессы…

– Я снял тебе отдельный номер, – донесся до меня голос Савелия, – так что не переживай!

– А я переживаю? – удивленно спросила я.

– Ну, мне так показалось…

“А он еще и наблюдательный! – с раздражением подумала я. – Только переживаю я совсем о другом, и если бы не это ужасающее сходство, то я бы и не раздумывала, пожалуй, как еще скоротать этот вечер, и номер отдельный не понадобился бы!” Звездный купол продолжал вращаться над нами, мимо проплывали планеты, галактики и до конца сеанса мы так и не нарушили Вселенской тишины. И только на улице, в ожидании такси, я все-таки решилась задать вопрос, который мучил меня с момента знакомства с Савелием.

– Скажи… а ты в курсе, что очень похож на одного человека?

– Да, – уверенно перебил меня Савелий, – я – копия деда со стороны отца, представляешь, одно лицо!

– Я поняла, что ты тот еще шутник, – сказала я серьезно, – родственники не рассматриваются!

– Ну и кого будем рассматривать? – Савелий сделал-таки серьезное лицо, но глаза выдавали его несерьезное настроение.

– Знаешь ли ты Гордея Савельева? – спросила я и увидела, как погас веселый огонек в глазах Савелия, но лицо его так и осталось невозмутимым.

– Нет, – поспешно ответил он, – а это кто?

– Теперь уже никто, – буркнула я.

– Так ты поэтому такая… – Савелий замолк, подбирая слово, – отстраненная?

– И поэтому тоже, – отрезала я.

– Ну да, я припоминаю, как ты меня с кем-то перепутала, – пустился он в воспоминания.

Я надеялась, что в такси наш разговор потеряет нить, зря я его затеяла. Ни один мошенник не признается, что он мошенник, ну, образно говоря. Тут надо по-другому, а не с журналисткой прямолинейностью действовать, журила я себя в который раз.

Савелий сидел впереди, а я сквозь тонированные стекла рассматривала вечерний город, не собирающийся затихать. Люди, фонари, светящиеся вывески и фары машин сливались в один радостный и праздничный поток, который так манил и закручивал в свой вихрь. На этом фоне провинциальный городок, где я прожила столько лет, застыл во времени. Где-то в прошлом веке. Пережив бурный рост в 80-х годах, как-то быстро отцвел. Сейчас донашивал одежды прошлого. Латал старые костюмчики. Но даже новый железнодорожный вокзал смотрелся как дорогая пуговица на старом пальто. В городе был еле дышащий машиностроительный завод и всего два автобусных маршрута. И если надо быстрее, то лучше – на такси. Таксисты берут дорого, но спорить бесполезно. Следующий автобус, возможно, уже канет в лету, а ехать-то надо. Да и по разбитому асфальту лучше трястись в «Тойоте» или в «Фольксвагене». И желательно оказаться дома до наступления двадцати трех часов, а то уличные фонари в это время гаснут. Странно, что именно в этом городке оказался успешный москвич Савелий.

– А если все-таки не обращать внимания на досадное недоразумение с внешностью? – поинтересовался он уже в холле отеля.

– Ну разве что сделать пластическую операцию, – ответила я и потрепала Савелия по светлому ежику волос. Колючий, однако!

– Не думал, что так все серьезно, – удивился Савелий, схватив меня за запястье. – Это ж как постараться надо…

Ну да, это не байки про космонавтов рассказывать! Тут особая квалификация нужна, и ежедневные “тренировки”, подумала я, глядя в его большие серые глаза с молчаливым вызовом. Он выдержал мой взгляд, а я выдернула свою руку из его сильных ладоней.

Утром, часов в семь, еще нежась на мягком пружинистом матрасе под легким воздушным одеялом, я услышала урчание мобильника. От Савелия пришло сообщение. “Уехал. Вернусь, когда сделаю пластику”. Даже спросонья мне стало смешно, и утро действительно показалось добрым. Вдогонку прилетели смайлики. Я подошла к окну. С пятнадцатого этажа открылся панорамный вид на город – по расчерченным линиям двигались игрушечные автомобили и крошечные человечки, через квартал блестело озеро с причудливым названием – Кабан, а с крыши отеля в небо поднялся стрекочущий вертолет.

Мое журналистское любопытство принялось вычислять связь этого события с отъездом Савелия, тем более вчера он проигнорировал мой вопрос, возможно, потому что злился. С высоты пятнадцатого этажа пятизвездочного отеля, в котором я сама и не подумала бы остановиться, это занятие выглядело забавным. Я придумывала себе новую жизнь, в которой все могло бы быть не так печально и трудно, и мой спутник действительно мог бы прилететь на вертолете, а я могла бы быть не журналистом, а сразу писательницей, знаменитой и успешной, как Агата Кристи.

Впрочем, если внимательно перечитывать собственный дневник, то становилось ясно, что не могла. Во всяком случае сразу…




Глава 5. Первое собеседование


Июль-октябрь 2001 года, Вятанск

Даже в самых смелых мечтах я не думала стать журналистом. Я считала себя застенчивой и пряталась от жизни за книгами. У меня был диплом библиотекаря-библиографа и большая чистая любовь к деревенскому парню. Она не поддавалась магическим ритуалам, призванным выселить его из моего сердца. Я рвала фотографии, сжигала письма, но ничего не помогало. А уж когда он снова написал сам…

После институтского выпускного я собрала сумку и приехала в маленький городок Вятанск, где он обосновался. Парень встретил меня на вокзале. Дотронулся губами до щеки, молча взял сумку и отнес ее в желтый «Запорожец», сияющий как солнце.

Когда я рассмотрела красный деревянный вокзал, построенный еще в начале прошлого века, маленькую привокзальную площадь, чуть покосившуюся автобусную остановку, усеянную шелухой от семечек, мое сердце впервые тоскливо защемило. Как мышь из-под шкафа промелькнула мысль: «Зачем я приехала сюда?!» Вспомнились мамины печальные глаза и тихое напутствие: «Ты, главное, не унывай, Ася!» Да уж, уныние было не за горами. Возможно, оно приедет на старом автобусе, типа «ЛАЗ» по одному из двух городских маршрутов. Но я и не подозревала, что оно уже приехало на «Запорожце». Работы библиотекаря в малюсеньком Вятанске для меня не нашлось. Обойдя все библиотеки города в тихом отчаянии, как книжная героиня (почему-то я представляла Джейн Эйр, особенно в момент, когда она сбежала от мистера Рочестера, и ее никто не хотел пускать в дом), я решилась-таки прийти в редакцию местной газеты по объявлению: “Требуется сотрудник с высшим образованием и знанием ПК”. Тогда, в начале 2000-х, мониторы компьютеров были еще выпуклыми, особенно сзади. Системные блоки издавали утробные звуки, загружая операционную систему, а модемы противно пищали, соединяясь со Всемирной паутиной. Я так думаю, от отчаяния. Чтобы управлять этими волшебными действиями нужны были специальные курсы, которые я и окончила. Мне даже выдали удостоверение, которое открывало широкие возможности трудоустройства по замыслу центра занятости. И в моем случае центр не ошибся.

Редактору газеты приглянулись мои компьютерные навыки вкупе с высшим образованием. И он дал мне первое задание, почти боевое. Я отправилась на ярмарку ко Дню работников сельского хозяйства. Ходила между торговыми рядами с чистыми, картинными овощами. А потом стояла возле сцены и смотрела, как плясали и пели румяные, похожие на спелые яблоки и тыквы, самодеятельные артистки, и через два дня принесла свою первую корреспонденцию, как школьное сочинение, на тетрадном листочке. Редактор “Вятанской Нови” Вениамин Аркадьевич Факелов три минуты изучал мой кудрявый почерк, два раза быстро моргнул и разок потер руки, будто в кабинете было минус двадцать. Потом еще раз взглянул на листок и сказал:

– Ну… можно будет опубликовать.

Я обрадовалась и удивилась, что так просто можно попасть на страницы газеты. Но это было первое и обманчивое впечатление.

– А рисовать умеешь? – Вениамин Аркадьевич чуть наклонил голову вбок и пару раз опять быстро моргнул.

«В чем подвох?» – подумала я, но кивнула.

– Хорошо, – потер руки редактор и огорошил еще одним вопросом:

– Учиться будешь?

– Рисовать? – вырвалось у меня.

Вениамин Аркадьевич сложил руки в замочек, покрутил большим пальцем вокруг другого и ответил:

– Ну да, газету.

«Все, приехали с ярмарки!» – пронеслось в голове, и я взяла театральную паузу. Вениамин Аркадьевич, видимо, тоже.

Он встал из-за массивного полированного стола, на котором аккуратно лежали стопки распечатанных текстов, подошел к небольшому столику с подшивками газет возле окна и застыл, как над планом боевых действий. Наконец он махнул рукой в мою сторону, мол, подходи. Я зашла с правого фланга.

– Какая из газет, на твой взгляд, оформлена лучше всего?

Я смотрела на однотипные серые газеты и не могла выбрать лучшую. Ее здесь просто не было. И тогда я решила показать на ту, что ближе.

– Смотри-ка, молодец! Это лучшая районная газета области.

«Уф, кажется, я еще не проиграла в неведомой игре», – с облегчением подумала я и похвалила свой внутренний голос за оперативность.

Вениамин Аркадьевич принялся листать подшивку и объяснять, чему предстоит научиться, чтобы он мог уйти на пенсию со спокойной душой о кадрах. Я еще раз кивнула, до конца не осознавая, на что подписалась. И что мой путь в журналистику будет долгим и трудным. И что парень, ради которого я на все это согласилась, однажды скажет, что работа преобразила меня не в лучшую сторону…

– В понедельник приходи – напишешь заявление, – он вернулся за редакторский стол и уселся в кресло с высокой спинкой, будто спрятался в ракушку.

Перед ним лежал лист чуть больше альбомного, разлинованный на квадратики. В квадратиках были линии, стрелочки и заголовки. А за ним на стене висел портрет вождя мирового пролетариата В.И. Ленина, который читал газету «Правда». Если бы у Факелова вместо черной шевелюры была лысина, то сходство получилось бы почти стопроцентным. Взгляды на жизнь тоже угадывались.

Сейчас портрет Ильича оказался закинутым на сервант в столовой редакции, и когда мы пили чай, он продолжал читать свою “Правду”, косился, будто укоряя, что зря тратим рабочее время. Вениамин Аркадьевич тоже журил нас за это и сам никогда не пил чай. Любил повторять: «Вот так всю страну и пропили!» Но, кажется, он перепутал напитки. Новое начальство “Вятанской нови” чаепитие уважало, но в своем кабинете и гордом одиночестве. Удивительное дело – я никогда не мечтала стать начальником. Наверное, слишком любила чай в приятной компании.




Глава 6. Два пакетика чая


Июль 2018 года, Вятанск

– Ася, ты же в отпуске! – крикнула Соня из кабинета. – Опять срочное задание, что ли? Загляни потом ко мне!

– Чаем угостишь?

– А чайник поставишь?

– Ага, я же специально за этим пришла!

Она даже не улыбнулась, откинула косу с плеча и застучала по клавиатуре, будто нажала на педаль электрической швейной машинки. Я пошла дальше по длинному и узкому, как тоннель, коридору редакции. Коллектив газеты занимал второй этаж. Типография, где печатали “Вятанскую Новь”, располагалась на первом этаже купеческого здания, а редакция была серым невыразительным строением советских времен, пристроенным к нему.

Длинный редакционный коридор заканчивался холлом с диванчиком и огромными кадками розовых кустов, которые маскировали лестницу на первый этаж, где стучала офсетная печатная машина, теперь уже не так часто. Дверь в мой кабинет спряталась как раз напротив развесистых кустов. И заметить ее было непросто. Как всегда, пришлось повозиться с ключом, чтобы он повернулся в скважине. И, как всегда, в этот момент я разглядывала табличку на двери: “Корреспондент Анисья Тернавская”. Сколько надежд, отчаяния и боли пряталось за ней…

Газета “Вятанская Новь” была родом из прошлого века. Пожалуй, только в российской глубинке и остались такие динозавры. Казалось, кому нужна печатная пресса в 2018 году, когда в смартфонах новостные ленты обновляются несколько раз в час? Разве что тем, у кого их нет. Но даже восьмидесятилетних пенсионеров уже научили на компьютерных курсах открывать браузеры с последними новостями. Газету ругали, корреспондентов тоже. Но мы упорно следовали особой миссии – писали о людях, провинциальных и никому неизвестных, их истории оседали на пожелтевших страницах в архивных подшивках, как и наши корреспондентские труды.

Наконец-то ключ состыковался с замком, и я попала в кабинет. Полила цветы, включила компьютер и отправилась ставить чайник в наборный цех, где лет двадцать назад стояли линотипы – наборные строкоотливные машины, а сейчас помещение приспособили под редакционную столовую. Соня ждала от меня новостей. Личных. А редактор – статью о фестивале молодежных субкультур. У журналистов не бывает спокойного отпуска, как и выходных – обязательно случается что-то такое, о чем написать надо было еще вчера.

– О, сразу видно – человек в отпуске! – то ли съязвил, то ли похвалил мое легкомысленное платье единственный в редакции мужчина-корреспондент Сашка Листов. Вообще-то, даже вот так: Листоff. Но статьи в газете так подписывать ему не разрешали.

Он шумно, будто в компании громкоголосых людей, поднимался по лестнице с первого этажа из типографии. Оказалось, он слушал на ходу диктофон и кивал невидимому собеседнику. Черные короткие кудряшки торчали во все стороны, как маленькие антенны, трехдневная щетина покрывала его по-детски пухлые щеки, а клетчатая рубашка распахнулась, обнажая смешную надпись на черной футболке: «Будущий олигарх».

– О, сразу видно – человек зарабатывает гонорар! – подхватила я его тон. Как Сашка ни старался, ему редко удавалось заработать желанное вознаграждение. Я часто спрашивала, что он делает в провинциальной редакции в своем прекрасном 30-летнем возрасте и с мечтой стать олигархом? Он вздыхал и намекал на любовь к профессии. Но его статьи не подтверждали эту версию. Мы пересеклись возле раковины. Сашка попытался ухватить меня за бок, но я увернулась, угрожая полным чайником. На том и разошлись.

Чайник вскипел и томно выдохнул, щелкнула и погасла красная кнопка. И тут же в двери показалась наконец-то улыбающаяся Соня. Она держала в руках кружку и два пакетика чая.

– По-любому у тебя нет!

– Угадала! Но есть пряники.

– Это хорошо. Хоть немного подсластим жизнь.

Она поставила кружку на салфетку и осмотрела длинный стол, покрытый клеенкой с подсолнухами. На нем опять стояли чьи-то чашки, оставленные после чаепития, и Соня начала ворчать. Порядок во всем был ее пунктиком.

– Я решила уволиться, – сказала я между прочим, открывая пакет с пряниками, шоколадными, как любила моя подруга.

Соня забыла про кружки, округлила глаза и села на стул.

– Вот это новости, прямо на первую полосу! – выдохнула она. – Ты хорошо подумала?

– Даже лучше, чем над статьей, которую собираюсь сегодня сдавать, – заверила я.

– Как скажешь об этом Алле? – пытала Соня. И все еще удивленно смотрела на меня.

– Не знаю, еще не придумала…

– Значит, решила все-таки уехать, – Соня вздохнула и предложила еще раз подумать, а главное – пока ничего не говорить новому редактору “Вятанской Нови” Алле Андреевне. Она точно обрадуется, а я могла пожалеть о своем решении. Тут я могла возразить – одним больше, одним меньше, столько неправильных решений было в моей жизни, что теперь какая уже разница.

– Слушай, а твой бывший попросился ко мне в друзья, ну, в этом, ВКонлайке, – сказала она, когда я уже уходила, – только он зачем-то имя сменил.

Савелием подписался…

Странно, конспирируется, что ли? Через подруг решил за мной наблюдать? Внутренний голос подсказывал, что просто так бывший муж не исчезнет из моей жизни. Слишком причудливо переплелись наши контакты.




Глава 7. Адская техника


Сентябрь 2018 года, мегаполис

Его контакт я переименовала. Так и написала – бывший. И эта надпись еще ни разу не высвечивалась на экране моего телефона. До меня долетали какие-то вести о нем, как недавно от Сони, но мне он не звонил. “А что, если с ним что-нибудь случилось?” Эта мысль периодически всплывала, как подводная лодка, на поверхность океана моей тревожности. Особенно, когда я начинала хоть чуть-чуть радоваться жизни.

Я ничего не знала о нем с весны, с того самого дня, когда вышла из здания суда и свободно вздохнула. Почти полгода, получается. Возможно, он хотел, чтобы я сама начала его разыскивать. Не дождется. Я твердо решила навсегда вычеркнуть его из своей жизни. Наверное…

За окном электрички мелькали желто-красные деревья и потемневшие деревеньки. Я снова возвращалась в Вятанск. Проверив с утра все сообщения, и не обнаружив хоть каких-нибудь намеков от работодателей, что моя личность им интересна, к обеду я сдала номер и отправилась на вокзал. Снимать квартиру в городе мечты было еще рано. Но расставаться с ним, пусть и на время, оказалось трудно. Я решила дойти до вокзала пешком и еще раз вобрать в себя городскую ауру в осенней дымке – причудливость зданий и клумб, шум транспорта и людей.

Шла по центральным улицам, где очарование города особенно ощущалось, и заглядывала в большие и маленькие окна бесчисленных кафе, на подоконниках которых уютно пестрели подушечки, мишки, олени, а за столиками сидели довольные улыбающиеся люди и пили кофе. Теплый приглушенный свет окутывал их, и мне они казались небожителями, которые спустились туда прямо с Олимпа. Я же стеснялась открыть стеклянную дверь под ”вкусной” вывеской, пройти уверенной походкой к столику и сделать заказ. Мне казалось, что “боги” рассердятся и “покарают” меня презрительными взглядами. И я, вздыхая, проходила мимо.

И только в электричке догадалась, как могла бы обмануть свое застенчивое “я”. Стоило представить, что это – журналистское задание, как всю нерешительность сдуло бы ветром. Когда я обнаружила в себе эту особенность на заре карьеры, то обрадовалась и немного испугалась. Я видела перед собой только задание и ощущала азарт, даже если впереди маячила опасность, так что иногда лучше было бы притормозить, но бывало уже поздно…

Я едва успевала рассмотреть дома за окном, они сливались в одно большое серое пятно, исчезающее со скоростью ветра. И как люди живут в маленьких деревеньках, затерянных среди полей и лесов? Куда ходят? Что делают? Где-то, среди такого же ландшафта, стоял дом моей прабабушки и ждал, что хоть кто-то переступит его скрипучий порог. И я поняла, для чего возвращаюсь в Вятанск – собраться в поездку на край света и увидеть наконец-то дом той, которая подарила мне такую фамилию, ведь не зря она привиделась во время лунного затмения. Я невольно поежилась от холода, хотя в электричке было тепло, но проснувшийся во мне журналист не почувствовал в этом никакой опасности.

“Хочешь угадаю? Ты гуляешь по городу!” – на экране телефона высветилось сообщение от Савелия.

“Не угадал! Смотрю в окно электрички” – написала я и добавила смайлик с выпученными глазами и высунутым языком.

“Сбегаешь…”

“Только если от самой себя, а от тебя, как я поняла, не сбежишь…”

“Правильно понимаешь… Тут такое дело… Флешку твою не могу найти…”

Я почувствовала внезапное облегчение. А то мандраж уже начал навещать меня при мысли, что Савелий прочтет то, что я и сама с трудом решилась бы перечитать. Ничего такого, конечно, там не было. Просто жизненные ошибки, которые не исправишь, как двойку в ученическом дневнике.

“Ты ведь записи, надеюсь, в гугл-доках сохранила? Можешь ссылку кинуть? Пока есть время, почитаю”.

“Ты еще в пути?”

“Нет, уже в Москве”.

“Ничего себе! Ты телепортировался?”

“Ну да, на самолете”.

Вот хитрец! Говорил, что срочные дела, а время для дневника откуда-то нашлось. Записи, я конечно, сохранила в гугл-доках, только знать Савелию об этом не обязательно. Довольная собой и внезапными обстоятельствами, я ответила, что как раз-таки нет, надо добраться до дома, поискать в ноутбуке, а сама открыла файл в телефоне.

Чтение давалось трудно. Но, как сказала психолог, у которой я однажды брала интервью, если прошлое цепляется, как репей, надо доставать колючки, возможно, по одной, то есть проживать ситуацию столько раз, пока не почувствуешь, что отпустило. Адская техника, конечно. Однако я решила попробовать, потому что прошлое действительно не отпускало. Но теперь я могла посмотреть на него со стороны и прочитать, словно книгу.




Глава 8. Он точно с Юпитера


Лето, Коромысловка, начало 90-х годов XX века

О нашей любви можно было написать роман, так говорили. Но мне казалось, что у нас как-то все неправильно. Хотя разве любовь может быть неправильной? Оказалось, что может. Он делал все не так. Долго думал. Молчал, когда я ждала ответа. И совсем-совсем меня не понимал.

Мы были с разных планет. И даже не с Марса и Венеры, нет. Пожалуй, он был с Юпитера – такой же большой и газообразный. Опереться на него было невозможно. А я была с Меркурия – маленькой юркой планеты, самой близкой к Солнцу. Она похожа на Луну, только внутри – большое и железное ядро. Перепады температуры на планете самые жестокие – от минус ста девяносто до плюс четырехсот градусов по Цельсию. В таком же диапазоне прыгали мои эмоции. Только успевай, оборачивайся. И он не успевал. Плыл по жизни – большой, спокойный и далекий от меня в своем газообразном состоянии. Какая уж тут любовь, тем более для книги. Проза жизни. И эта проза затягивала.

Его звали Гордей. Мы познакомились на деревенской дискотеке. Потом долго бродили по деревенским улицам. Потом оказалось, что это любовь. Он приходил, а чаще приезжал за мной в любую погоду. И это он постучал в окно бабушкиного дома тем дождливым вечером, когда я сидела на подоконнике. Много лет спустя я все так же ясно представляла эту картинку, будто пересматривала старый немой фильм с субтитрами.

Тогда мы впервые оказались вместе на старом кожаном диване со смешными откидными валиками под мелодию бешено популярной группы «Ласковый май». Небольшой квадратный магнитофон “Романтика” Гордей принес с собой под курткой, как запретный плод. Мы слушали его на самой низкой громкости, чтобы не разбудить бабушку. Но она ворочалась за стенкой и периодически покашливала. Эти звуки означали, что я сгорю в гиене огненной, ведь приличной девушке должно быть стыдно сидеть с парнем на диване. В ее представлении – это прямой путь, ведущий ко греху. Бабушка зря волновалась. Дальше несмелых поцелуев под страдальческий голос Юры Шатунова дело не шло. Пока мягкие губы Гордея касались моей щеки, а нестерпимые мурашки бежали до пяток, я не выдерживала и начинала его о чем-нибудь расспрашивать.

– Почему у тебя такое странное имя? – шептала я.

– У тебя тоже, особенно для городской девчонки, – отвечал он, досадливо отстраняясь, – Так у нас бабушек кличут.

Я пожимала плечами. Не знаю, о чем думали мои родители, выбирая мне имя. Они ждали мальчика. А родилась я – Анисья. Сразу с темной завитушкой на лбу и длинными ресницами. Акушерка еще в роддоме объявила меня красавицей. Но я так не считала, и каждый раз вздыхала, глядя в зеркало, пытаясь исправить восточный разрез глаз с помощью теней. О причудливых вопросах крови неплохо было бы спросить мою прабабушку, но она оставила без объяснений даже свою фамилию – Тернавская. Только сказала трем дочерям: “Девки, по возможности фамилию не меняйте!” Одна дочь, внучка и правнучка пожелание исполнили. Хотя мне и в голову не приходило изменить такую фамилию. Она, как крутой номер машины, сразу всем запоминалась.

А у Гордея была обычная фамилия – Савельев. Зато сам он казался необычным. Не красавец. Но что-то в его внешности завораживало и не отпускало. Возможно, большие печальные глаза в обрамлении длинных выгоревших ресниц. Лишь иногда в его взгляде мелькала радостная искринка, особенно, когда он смотрел на меня.

Место, где Гордей впервые меня разглядел, было в Коромысловке культовым. Сначала там стояла церковь. Большая и белая. С крестами, которые отражались на гладкой поверхности озера. Бабушка, когда была маленькой, мечтала в этой церкви венчаться. А в 30-е годы прошлого века купола разрушили. Много лет спустя пристроили помещения – получился сельский клуб с большим холлом для дискотеки, кинозалом и библиотекой. По вечерам возле главных дверей клуба происходило все самое интересное – подъезжали парни на мотоциклах и производили неизгладимое впечатление на девчонок. А они в свою очередь сражали парней сиреневыми тенями, розовыми лосинами и челками, взбитыми и уложенными, как конский хвост. У меня не было таких бомбических средств. Зато я умела танцевать и показывать характер.

– Что сегодня с музыкой? Ничего путного! – как-то крикнула я в сторону диджейского «пульта» – парты и магнитофона «Романтика», подключенного к двум мощным колонкам.

– А что ты хочешь? – спросил высокий белобрысый парень.

– Ну хотя бы Си Си Кетч или Сабрину!

– Щас сделаем! – спокойно ответил он.

И я тут же забыла о нем под оглушительные ритмы всемирно известного хита «Boys», мигающие цветные огоньки сотворяли свою Вселенную, и я была где-то там, за горизонтом, пока не нарисовалось лицо белобрысого. Из-за громкой музыки пришлось читать по губам:

– Провожу тебя потом?

– А не заблудишься? – подтрунила я.

Он усмехнулся и исчез. А после дискотеки вынырнул из толпы и молча пошел рядом. Мы обменялись нашими странными именами и отправились навстречу звездному небу по дороге, где вместо асфальта лежала пыль тысячелетий.

Почти каждый вечер он приезжал за мной на красном мотоцикле ИЖ «Юпитер-5». И когда мы мчались по дороге, деревенской или полевой, мое сердце замирало от восторга и страха. Ночной прохладный ветер трепал волосы, забирался под куртку, и я пряталась за широкой спиной Гордея, смыкая руки на твердом прессе. Звезды неслись за нами, и, казалось, еще много и мы полетим, как влюбленные на картине Марка Шагала…




Глава 9. Конфетти


В тот день мы молча сидели на диване. Гордей чуть приобнял меня, и я положила голову ему на плечо.

– Я скоро уеду. Будешь писать?

– Буду, – кивнул он. – Думать о тебе тоже буду.

– А что будешь думать?

– Что ты Принцесса дождя… – он улыбнулся одними глазами, большими и грустными. И опять замолчал.

«Ну вот и все, не нужно мне с тобою быть и день и ночь…», – пел Юра и казалось, предсказывал исход наших отношений. За стеной все громче ворочалась бабушка. А я думала, как меня угораздило влюбиться в деревенского увальня, из которого слова надо вытаскивать щипцами. Или мне просто нравилось, что он в меня влюблен? Хотя и в этом я была не очень уверена. Нам по 16 лет. Мы жили за 160 километров друг от друга. Что хорошего из этого могло получиться? В начале 90-х годов XX века Советский Союз разваливался, а мы строили планы на вечную любовь, не подозревая, что стоим на палубе “Титаника”.

В письмах Гордей оказался более красноречивым. В корявых синих строчках между рассказами о спортзале, куда он ходил почти каждый вечер, я иногда находила нежные слова. Я их перечитывала и коллекционировала – Русалочка, Незабудка, Принцесса дождя, Королева сердца – в моей шкатулке скопилось не так много бусин. Гордей редко писал письма.

Замирая, я подходила к железному почтовому ящику на двери квартиры, а сквозь дырочки на меня смотрела пустота. Иногда мне снилось, что из ящика в руки высыпался ворох писем, подписанных его корявым почерком. Оказывается, они просто застряли где-то на почте! В реальности же Гордей занимался чем-то другим. Ему было не до писем.

На коротких осенних каникулах я мчалась в Коромысловку. Он как ни чем не бывало приходил, стучал в окно. И смотрел большими грустными глазами.

– Почему ты так редко пишешь? – спрашивала я, надеясь услышать, что он хотя бы спасал Землю от инопланетян, а не проводил время с друзьями.

– Я часто думаю о тебе, – невозмутимо отвечал герой моих навязчивых мыслей.

– Как я могу это проверить? – не унималась я.

– Никак. Только поверить.

И я верила. А на самом деле выдумала собственный мир, где деревенский парень выглядел как принц на красном «Юпитере». И даже готов был рисковать, сбегая из дома поздно вечером ради городской девчонки. Я же хотела, чтобы он чаще писал письма.

И он написал. Два письма подряд. Одно длинное, с неземными, звездными чувствами и фразой, что жизнь – лишь миг для настоящей любви. А другое – короткое, с одним абзацем, где синим по белому написал – ему теперь не до отношений…

Я читала это письмо в прихожей, на круглой клетчатой банкетке. Слезы мешали разглядеть его почерк, и на минутку даже показалось, что это написал не он. Я перечитывала строки уже десятый раз и не понимала их смысла, который рассыпался на отдельные слова и никак не складывался в понятные фразы.

– Ася, не плачь! – услышала я голос мамы. Она стояла за спиной и, похоже, уже давно все поняла. Она взяла из моих рук листок в клеточку, на котором корявый почерк был крупнее, чем обычно, и разорвала на конфетти.

– Будем считать, что его не было, – сказала она решительно.

– Гордея или письма? – еще раз всхлипнула я.

– И того, и другого.

Эх, мама! А как забыть душистый ветер и Млечный путь над головой, который мы рассматривали в поле? Таких ярких звезд в городе не бывает. И таких молчаливых увальней тоже. Здесь, в городе, вообще все по-другому. Мой мир рухнул, хоть и был воображаемым. От него остались только конфетти…



…Электричка летела вперед, а мне вдруг захотелось выйти на какой-нибудь станции, лишь бы не возвращаться туда, где разбились мои мечты, где вместо счастливого семейного гнезда стоял пустой дом. Если бы тогда, когда пришло то злополучное письмо, в моей голове проросли хоть микроскопические ростки разума, я вычеркнула бы Гордея раз и навсегда из своей жизни. Но юношеские чувства и разум несовместимы. Это сейчас, почти в сорок, я поумнела. Хотя, судя по комментариям Сони, я себе льщу. Так чего же требую от себя шестнадцатилетней? Хм, адская техника работает. И я, скользнув по экрану пальцем, перелистнула страничку дневника…




Глава 10. Письмецо в конверте


Через два года от него пришло еще одно письмо. Я долго смотрела на конверт, потом осторожно вскрыла его. И на меня, как звездопад с августовского темного неба, посыпались знакомые корявые буквы.

Это единственное письмо, которое я сохранила. Там была другая реальность. Беззвездные темные ночи. И если где-то мелькали огоньки, то смертельные. По утрам в дымке прорисовывался контур снежных горных шапок, а весной у подножия появилась “зеленка” – на многие километры. Я часто перечитывала письмо на скучных парах и представляла, как Гордей в камуфляжной форме сидит на БТРе и держит в руках автомат. Взгляд – грустный и суровый. Я почти уже смирилась с тем, что наша история закончилась. Его письмо было неожиданным, как метеорит с неба. И я его удивленно разглядывала, узнавая знакомые корявые строчки.

“Здесь зимой сыро и холодно, представляешь, минус один, а будто минус двадцать. Весной потрясающе красиво, особенно, когда появляются зеленые листья и небо такое бесконечное… Прости, что тревожу тебя, но я выполняю обещание. Загадал, что если выберемся из этого проклятого здания, то обязательно напишу тебе. Три ночи без света и сигарет, только сухой паек, холодная вода и мысли о тебе. Вдруг так стало страшно, что никогда больше не увижу тебя… Ты, наверное, сидишь в светлой аудитории, пишешь что-то в тетрадке, я ведь знаю, что ты поступила. Представляю твой завиток на шее и взгляд, от которого мурашки по коже… Что уж и говорить, какой я был дурак тогда…”

В письме Гордей ни о чем не просил, никуда не звал, ничего не обещал. Только я знала, что обязательно приеду к нему, где бы он ни жил к тому времени, как я закончу институт. Лишь бы он вернулся. Вместо ответа я выслала ему несколько фотографий, на которых улыбалась, пусть будет на память.

Он вернулся. Но прежде похоронил трех сослуживцев в Тольятти. К Новому году от него пришла открытка из Вятанска, где он решил обосноваться.

Его письмо и мои фотографии хранились в одном потрепанном конверте в коробке из-под шоколадных конфет. Я ее купила, когда уезжала в неведомый Вятанск. Тогда там лежали аппетитные пирамидки, посыпанные вкусной крошкой. Коробка была такая красивая – с морем и парусником, что я решила ее приспособить для милых сердцу вещей. Первой там оказалась свадебная фотография родителей, я украдкой прихватила ее с собой. Папа в черном костюме, тщательно причесанный, одевал массивное обручальное кольцо улыбающейся маме. Невеста – в белом гипюровом платье до колена и пышной короткой фате, которую я всегда мечтала примерить на себя. Но как-то все обошлось без нее…

Письмо от Гордея я хранила еще по одной причине. Я обвела эти строчки красным кружочком. “Как-то на миг, когда выстрелы в очередной раз затихли, я закрыл глаза и увидел девочку с темными глазами и светлыми кудряшками, и она так была похожа на тебя…”

Несколько лет спустя в этом конверте с письмом появилась еще одна фотография маленькой девочки с темными восточными глазами и двумя светлыми хвостиками. Звали девочку Ева…



Сентябрь 2018 года, Вятанск

…От вокзала до дома я добиралась на такси. Вятанск встретил меня угрюмыми улицами. Осень забросала их ржавой листвой, которую никто не убирал с тротуаров. А во дворе пожухлые цветы с упреком смотрели на хозяйку, которая намеревалась сбежать в большой город. На секунду мне показалось, что по каменной дорожке, ведущей от калитки к двери, кто-то прошел – в листве местами виднелись плешивые островки. Я остановилась. Непонятная волна то ли страха, то ли волнения прокатилась по телу. Неужели Гордей вернулся?

– Привет, соседка! – из-за забора выглянуло круглое лицо Леры, живущей рядом. – Что-то не видать тебя в последнее время!

Я кивнула ей и ничего не ответила. Дошла до двери, прислушалась, в доме было тихо. Через несколько секунд надо мной зажегся автоматический фонарь – незаметно материализовались осенние сумерки. Почему-то я всегда медлила, прежде чем повернуть ключ в скважине, будто боялась увидеть всю правду о своей жизни. Наш дом строился долго и мучительно. Он стал отражением наших с Гордеем отношений и все еще нуждался в последних штрихах. Ремонт в нем так и не закончился. Помню, как мы с Гордеем спорили до ангины.

– Представляешь, сколько денег уйдет на твои фантазии? – возмущался он, стоя внизу, в просторной прихожей, плавно переходящей в столовую.

– Да, представляю. Но я не представляла, какой ты… ! – кричала я со второго этажа, не решаясь вставить обидное слово. Как участнику боевых действий, ему досталось лишь удостоверение, позволяющее бесплатно ездить на автобусе и посещать музеи. Ни выплат, ни квартиры он не получил. Хорошо зарабатывать в Вятанске было трудно. Гордей ездил на вахту в Москву.



Когда я открыла дверь и включила свет в прихожей, то поняла, что в доме действительно никого нет. И уже давно. Бросила сумку у двери и почти бегом поднялась по лестнице в свою комнату. Мне захотелось прямо сейчас заглянуть в ту самую коробку, где лежало то самое письмо. Я хранила ее в ящике письменного стола и периодически доставала, чтобы перебрать свои сокровища или добавить что-нибудь новенькое. Недавно я положила туда ключ от прабабушкиного дома, который передала мне мама в ночь лунного затмения. Письмо от Гордея лежало в самом низу – я много лет уже его не открывала, но знала наизусть. Благодаря адской технике, я убедилась в этом, рассматривая знакомые буквы…

Письменный стол был угловым, со множеством удобных полочек, где я расставляла книги, фотографии, разводила творческий бардак и знала, что это – мое убежище. Здесь я сидела ночами, когда заканчивала срочные статьи и медитировала в поисках заголовков на фарфоровую конструкцию из трех зеленых черепах и мягкую игрушку – улитку Багажку, так в Коромысловке называли озерные ракушки, свернутые спиралью.

Даже сейчас, когда я сидела за любимым столом, взгляд невольно натыкался на то, что Гордей не успел (или не хотел?) доделать. И даже провод от удлинителя путался под ногами и бесил, когда в нем путалась я. Поддев ногой, я отбросила его с середины комнаты к стене, и, захватив мамин дневник, который укоризненно смотрел на меня сиреневой обложкой, спустилась на первый этаж в кухню за чаем. Налила в прозрачную чашку черный цейлонский. Я специально завела такие чашки, чтобы видеть, как насыщенный цвет заполняет емкость и чаинки отдают свой аромат. И не признавала чуть теплого блекло-безвкусного напитка. Когда горячая волна уже разбежалась по жилам, я взяла в руки сиреневую тетрадь.

Ровные заостренные буквы, похожие на миндальные орешки, плотно заполняли все страницы. Я пока просто листала их, не вчитываясь в слова. И вдруг на пол спикировал сложенный вдвое листок, тоже с миндальными буковками. Это было письмо. Вверху, крупными буквами подписано – Асе, а даты не было. Отложив тетрадь, я взяла листок в руки. И тут же снова выронила. В дверь тихонько постучали.




Глава 11. Вечерний визит


Я замерла. Тихий настойчивый стук в дверь повторился. Кто мог прийти в это время? Страх пополз по клеточкам тела, превращая меня в тряпичную куклу, которая не может двинуться с места. Делать вид, что никого нет дома, было поздно – окна светились ярким светом. И вот, здравствуйте, какая-то бабочка прилетела.

– Кто там? – крикнула я, на цыпочках подойдя к двери.

– Ася, открой! Это я, Лера…

Соседка никогда к нам не заходила. Про крайней мере при мне. Я приоткрыла дверь. На крыльце, в свете автоматического фонаря, стояла Лера в цветных лосинах и серо-грязной “огородной” куртке. Блондинистые волосы с темными корнями были собраны в небрежный высокий хвост. Я медлила, не зная, что делать: выйти на крыльцо или пригласить ее к себе.

– Я зайду? – спросила бойкая соседка.

Я молча сделала два шага назад, приглашая войти. Лера, оказавшись в прихожей, принялась сканировать взглядом стены, потолок. А мне почему-то стало неловко. Сейчас она увидит то, что я так тщательно скрывала – мой недостроенный дом и мои разбившиеся мечты…

– Я хотела спросить, – начала она протяжно. – Ты уезжать собираешься?

– Еще не решила, – соврала я.

– А тут что будешь делать? – кивнула она на кирпичные стены в коридоре. – Обои клеить?

– Еще не решила, может, так и оставлю…

– Что это ты нерешительная какая! А стены лучше оклеить, конечно, – рассудила Лера. – Я это, если что, купила бы… вашу половину.

– У Гордея, конечно, надо бы спросить, – ответила я. – Только я его давно не видела.

– Значит, все-таки уезжаешь, – она сбросила калоши и пошла осматривать дом, который у нас в стране называли бараком, а в Европе – таунхаусом. Лера была соседкой справа. И пристально наблюдала со своего участка за нами из-за забора. Мне кажется, она знала о нашей жизни все и даже больше, иногда бросая в мою сторону колкие замечания, замаскированные под дружелюбный соседский стеб.

Я так и осталась на кухне. Добавила в чайник воды и нажала на кнопку. По законам гостеприимства я должна была предложить Лере чаю, хотя по внутренним ощущениям мне хотелось вылить его ей на голову.

– Гордей твой, кстати, приезжал на днях, – донесся зычный голос Леры откуда-то со второго этажа.

Я сразу вспомнила следы среди листвы на дорожке. Значит, не ошиблась.

– Только он странный какой-то был, не поздоровался даже, – Лера появилась в кухонном проеме и картинно встала, будто на подиуме, – в дом не зашел, постоял, походил вокруг и уехал.

Она осмотрела кухню, потрогала обои и присела на диванчик. И я все-таки поставила перед ней чашку и конфеты в вазочке. Лера, скинув куртку, в первую очередь принялась за сладости.

– А вообще, ты зря все это затеяла, – сказала она, разворачивая конфету, – ну, переезд этот… Тут так хорошо, место тихое, огород под боком. Правда, ты не такая уж и огородница.

Я пропустила мимо ушей замечание соседки, хотя внутренний голос вдруг проснулся и потребовал возмездия. “Не сейчас, понимаешь, надо хоть что-то про Гордея разузнать!” – успокоила я его. “Ты же вроде решила бывшего из жизни вычеркнуть!” Это замечание внутреннего голоса я тоже пропустила мимо ушей.

– Скажи, а Гордей точно не заходил в дом? – спросила я.

Лера задумалась, съела еще пару конфет и наконец ответила:

– Не, не заходил. Я как раз с грядок убирала ботву, смотрю – стоит во дворе, в рубашке джинсовой, а ведь прохладно уже. Ну я вроде как кивнула, а он и не смотрит даже. И да, он в машину сел потом… Хороший он мужик, в общем, зря ты…

– Да ты-то откуда знаешь! – не выдержала я.

– Как откуда? – удивилась Лера. – Я же видела – вежливый, здоровался всегда, за тобой, за дочкой вон как ходил!

– Ага, ходил, – пробурчала я, а в голове пульсировали слова – джинсовая рубашка, машина…

– А ты-то хозяйка так себе, я смотрю, что в огороде, что дома!

Лера большими глотками допила чай. Взяла куртку и уже у порога сказала:

– Ну, ты это, сначала мне скажи, если продавать дом будешь. Прости уж, если обидела, не со зла я…

Закрыв за соседкой дверь, я вернулась на кухню. Оказывается, Гордей у нас герой! А я плохая хозяйка. Такого кульбита я, конечно, не ожидала. И даже внутренний голос как-то стыдливо замолчал. И только мой дневник знал, как все было на самом деле, даже когда я старалась забыть. Я взяла в руки телефон и увидела сообщения от Савелия. Он спрашивал, как я доехала и снова просил ссылку на мои записи. В этот момент я окончательно поняла, что пока не готова к этому шагу. Тем более флешка все-таки была у него в руках. Пусть поищет…




Глава 12. Актриса погорелого театра


Тоскливый осенний вечер упал на плечи, как старая мутоновая шуба, которую хочется сбросить и спрятать подальше в шкаф. Не в силах оставаться на кухне, я поднялась в комнату Евы, прихватив мамин дневник. Дочь улетела в Крым на театральный фестиваль, и мне захотелось немного побыть в ее комнате. Она предпочитала минимализм – мебели почти не было, кроме диванчика, шкафа-пенала и письменного стола. Все стены оформлены по-разному – в темно-серо-белых тонах, и никаких занавесок на окнах, только жалюзи.

Я выглянула в темное окно. Свет уличного фонаря падал на соседский участок, подсвечивая листву, собранную в кучи, и подвязанные деревья, дальше которых простиралась кромешная тьма. А днем со второго этажа открывался бескрайний вид на вятанские холмы, даже можно было разглядеть серебристую полоску реки.

Я устроилась на диванчике, и попробовала уснуть, но объемный пакет в ногах шуршал и сбивал легкий и пугливый сон, который тут же улетучивался от шороха и мыслей, роящихся в голове. Я встала и взяла с подоконника мамину тетрадь. Достала листок, в спешке спрятанный меж страниц в тот момент, когда в дверь постучала соседка. Ровные миндальные буквы выстроились в ровные строчки. И я наконец-то принялась читать.



“Девочка моя, я не знаю, когда ты прочтешь это письмо. И где в этот момент будешь. Главное – я скажу то, что хотела сказать тебе, но как-то не получалось. Мы, матери дочерей, всегда думаем, что уж точно не будем такими, как наши матери. Но, к сожалению, совершаем все те же ошибки.

Когда ты уезжала из дома в неведомый Вятанск, мне так хотелось остановить тебя. И возможно, это было бы правильным решением. Но это было бы мое решение. И ты точно когда-нибудь упрекнула бы меня в этом. Иногда мне кажется, что ты и сейчас молчаливо упрекаешь меня, что не остановила. Но это твое решение, дочь! И ты можешь им гордиться. Оно сделало тебя сильнее и мудрее. И я рада, что ты выросла самостоятельной. Теперь, через годы, я вижу, что уж лучше быть немного отстраненной матерью, чем привязывать к себе дочь своенравными решениями. Твоя прабабушка Анна была в этом мастерица (когда-нибудь ты прочтешь об этом в моем дневнике).

А наша Ева выросла такой, как ты. Я знаю, вы обе всегда найдете верный путь, и мне от этого спокойно, где бы я сейчас ни была…”



Миндальные буквы поплыли перед глазами. Соленые ручейки встретились на подбородке и покатились по шее. Как же мама права! Я тоже хотела стать для Евы самой лучшей мамой на свете, но, кажется, мне помешала работа. Ева действительно выросла самостоятельной. Но если я хотела, чтобы мама чаще возилась со мной, то Ева наоборот стремилась уединиться. Не очень-то она любила поддерживать семейные связи. Вся в отца! Захотела поступить в театральное училище, вопреки моим разумным доводам, и поступила. Ни куда-нибудь – в Москву. И тогда случилось чудо. Оказалось, что я нужна Еве.

Она звонила, рассказывала про сцендвиж и этюды, преподавателей космического масштаба и обсуждала, что можно записать в дневник наблюдений. Иногда мне казалось, что во мне тоже умерла актриса. Но мама успокаивала: “Не переживай, Ася, в каждой женщине живет актриса, уж поверь мне! Только не каждая выпускает ее на публичную сцену, бывает, и ради одного зрителя затевается спектакль”. А в этом смысле я была не такая уж талантливая актриса. На моего зрителя воздействовать было невозможно. Ну, практически. Он слушал меня со спокойным, чуть телячьим взглядом, кивал. А потом поступал так, будто репертуар моего погорелого театра совсем ему не знаком.

Я снова подошла к окну, пытаясь разглядеть сквозь темную завесу серебристую полосочку реки, но это было таким же безнадежным делом, как моя попытка стать актрисой. Сосед из противоположного дома на своем участке разводил костер в мангале. Несмотря на осеннюю промозглость, он расхаживал в футболке. И я невольно поежилась. В поисках чего-то, что можно накинуть на плечи, оглянулась. Из большого пакета на диванчике выглядывало что-то меховое, теплое. И я узнала свою старую шубу – мутоновую, темно-коричневую, с капюшоном. Вспомнила, что Ева перед отъездом объявила:

– Мама, я заберу ее, ты все равно не носишь, а мне пригодится. Я тебе еще не говорила, что у нас затевается постановка “Дама с мопсом”? Может, туда и пристроим.

– Шуба для мопса, что ли? – спросила я, открывая дверцу шкафа, где она должна была вроде висеть.

– Для главной героини! – засмеялась Ева, – Она такая… в самом среднем женском возрасте, ну, как раз шуба ей подходящая.

– Интересно, и какой же это возраст?

– Ну, примерно, как твой…

Могла ли я представить с десяток лет назад, что так быстро окажусь в этом странном “среднем” возрасте, и что шуба, которая была пределом моих мечтаний, станет театральным реквизитом? А зритель исчезнет из моей жизни?




Глава 13. Визитка из прошлого


Я достала шубу из пакета и положила на диван. Моя первая. Настоящая. И что я в ней нашла? Сейчас я не понимала, а тогда она просто затмила мой разум. Все в ней было прекрасно, особенно края карманов, отделанные кожей. Я потрогала чуть растрескавшиеся коричневые полосочки. Рука инстинктивно проскользнула внутрь и в мягком шелковом нутре нащупала пару монет и какие-то бумажки. Это оказались старые списки покупок, полустертые чеки и визитка, на которой шариковой ручкой был нацарапан номер телефона.

Я покрутила в руках визитку, вспоминая, по какому поводу ее сохранила. На ней были нарисованы речные трамвайчики и указан адрес, где можно заказать прогулку. Только добираться туда далековато – трамвайчики курсировали по Москва-реке. Я присмотрелась к номеру телефона – он тоже был московским. В начертании цифр угадывался почерк Гордея. Интересно, почему визитка оказалась в моем кармане? И в шубе, которую я уже давным-давно не надевала?

Я машинально достала телефон из кармана домашних брюк и набрала номер. Вместо долгих гудков заиграла классическая музыка, а через пару секунд приятный женский голос произнес “алло”. Меня прошиб пот, руки противно похолодели и я моментально нажала “отбой”. Вечер сюрпризов продолжался, навязчиво возвращая мысли о Гордее. Он явно что-то от меня скрывал. Хотя, казалось, какая теперь разница? Но, похоже, именно сейчас мне нужно было это понять. Ну, что ж, начнем с шубы…



Лето 2005 года, Вятанск

В тот далекий летний день я шла из редакции домой. Жара не спадала даже под вечер, а я вдруг вспомнила, что у меня никогда не было натуральной шубы. Однажды, когда я уже училась в институте, мама принесла полушубок, который ей отдали по знакомству. Белый, из мутона, с черными лепестками-вставками. Он был тяжелым, руки в нем поднимались с трудом, но это не имело никакого значения. Потому что уж лучше неуклюжий натуральный полушубок, чем искусственное чудовище со «стеклянными» ворсинками – только такие тогда и продавались в универмагах.

Полушубок уже давно износился и осел в родительском шифоньере в самом дальнем углу, а новую шубу Гордей покупать не хотел. Он формулировал это иначе – хотел, но не мог.

– Ася, мы недавно дом купили, какая шуба?

– Ну, такая мутоновая, темно-коричневая, с капюшоном…

Он даже не ответил, что подумает, как делал всегда, когда хотел увильнуть от моих грандиозных планов. А это означало, что про шубу надо забыть. Или как-то извернуться наизнанку самой, пока продавец согласился ждать, и заветный пакет еще стоял в углу моего кабинета.

За полчаса, что я шла до дома, муж успел превратиться в преступника, который лишил меня всех шуб на свете. И уже на подходе к дому я вспомнила, что никогда не была на море. А во дворе меня встретила Ева на трехколесном велосипеде, в футболке наизнанку, перепачканная шоколадом. Гордея во дворе не было. Мысли о море разбились о быт.

– Ева, золотце, а папа где? Ты почему одна?

Она махнула ручкой в сторону дома. Дверь была открыта настежь, на крыльце валялись игрушки. Не разуваясь, я промчалась по этажам, как спринтер, и с изумлением обнаружила, что в доме никого нет. Присела на краешек дивана в столовой и лихорадочно соображала: куда мог уйти Гордей? Под солнечным сплетением заныло. Сколько времени Ева бегает во дворе одна? А если бы сейчас пришла не я? Дальше я запретила себе фантазировать.

Когда отдышалась, то почувствовала знакомый запах. Его трудно спутать с чем-то другим – коктейль из водки, пива и закуски. Красная тряпка для моего обоняния. Тореро где-то рядом. И я уже била копытом. Безобидная, как мне казалось сначала, привычка Гордея выпивать по вечерам баночку-другую пива, превратилась в мой кошмар. Потом появились “чекушки”. Я пропустила момент, когда это произошло. Было что-то киношное в том, как он наполнял рюмку, как запрокидывал голову, а потом откусывал огурчик. Обычно даже не морщился. И никогда не оставлял бутылку на столе, а ставил под стол или за диван, смотря где сидел. И трудно было уследить, сколько там еще осталось. Иногда мне казалось, что она бездонна. Или их было две?

Я пригляделась и поняла – на ковре под покрывалом валяется Гордей. Он лежал на животе, как подбитый самолет, раскинув руки в стороны. Только ладошки и затылок оставались неприкрытым. Кажется, он не дышал. Я боялась к нему подойти и дотронуться, боялась увидеть его лицо. Из открытой двери доносился детский смех и какая-то дурацкая песня.

А потом в дом забежала Ева и села на него верхом. Гордей не шевелился.

– Папа спит, – сказала Ева.

– А что вы с ним делали? – спросила я.

– Картошку варили.

– А потом?

– А потом ели.

– А потом?

– Я ушла гулять.

– А папа?

– Он сказал, что скоро выйдет.

– Выходил?

– Я его ждала-ждала. А он уснул.

Ева, как кошечка, спрыгнула с него и забралась ко мне на колени.

– Мама, ты забыла снять туфли!

– Да, Ева, забыла.

– Наследишь, кто убираться будет? – важно спросила она, копируя мои интонации.

– Так тебе, наверное, придется, – ответила я устало.

– А я не могу, мамочка, я же еще маленькая,– возразила Ева. – только если с папой вместе.

– Да, было бы неплохо, а то я смотрю, вы тут повеселились.

Ева еще не понимала моей иронии. И про Гордея еще ничего не понимала, она думала, что папа устал. Я говорила с ней и не переставала следить за Гордеем, пытаясь уловить хоть какие-то признаки жизни. Вдруг он громко икнул и повернул голову в нашу сторону. Распухшее лицо напоминало другую часть тела, на которую обычно ищут приключений. И когда находят, то она выглядит именно так – помято, бугристо и разноцветно. Но я облегченно вздохнула: жив.

– Давай, Ева, чаю попьем, что ли…

– А там еще шоколадка есть, папа велел тебе оставить! – сообщила радостно дочь.

«Лучше бы он мозгов себе трезвых немножечко оставил!» – подумала я.

– А еще он громко разговаривал по телефону, – вспомнила вдруг Ева и выдержав паузу, добавила: – С какой-то тетей…

– Почему ты так решила? – я нервно начала теребить Евины кудряшки.

– Ну потому что дядей зайками не называют!




Глава 14. Вопрос ребром


Зайка пролетела мимо моих ушей и упала куда-то в темный уголок памяти, где преспокойно пролежала до сегодняшнего дня, даже не поднимая своих ушек. Это теперь они торчали из кармана старой шубы, и я их удивленно разглядывала, пытаясь осознать еще одну проблему нашего брака. А тогда меня волновал только один вопрос: как сделать так, чтобы Гордей бросил пить.

Утром я собиралась на работу, а он еще все лежал на ковре в столовой.

Вечером я не стала его раздевать. Все, что Гордей смог, это сильнее закутаться в покрывало и принять позу младенца. Кажется, ему было не так уж и плохо.

– Папа заболел? – спросила Ева, разглядывая кокон на ковре.

– Да, золотце, у него помутнение сознания, – язвительно ответила я, надеясь, что адресат слышит.

– А это опасно?

– Да, дочь, так и без мозгов можно остаться.

– Вот вырасту, не буду так болеть, – сделала заключение Ева.

– Даже не вздумай! – погрозила я ей пальчиком.

Я вызвала такси, чтобы отвезти Еву к маме, в Коромысловку – всего-то двенадцать километров от Вятанска. Извилистая асфальтовая дорога лежала среди полей, с одной стороны обрамленных хвойными лесами, а с другой – узкой лентой реки, которая пряталась за высоким берегом. Местами вятанские холмы превращались в американские горки, и сердце всегда замирало на одном из поворотов, который открывал бесконечный горизонт, а Коромысловка вырисовывалась разноцветным островком среди лесов и холмов.

Мама ничего не спросила про ранний приезд, только внимательно посмотрела на меня. С тех пор, как я уехала из дома, она всегда заглядывала в мои глаза с надеждой, пытаясь разглядеть в них только счастье и безмятежность, но их там давно уже не было.

В редакции я постаралась замаскироваться. Сидела и смотрела на пустой вордовский файл уже целый час, как будто могла там найти ответ. Мысль, которая свила в моей голове гнездо и даже вывела птенцов, была до безобразия простой: что делать? И эта мысль была бы правильной, если бы я добавляла «мне». Что делать именно мне? А я размышляла над тем, что делать Гордею, чтобы перестать пить.

Тогда я искренне верила, что могу убедить, уберечь, повлиять. Даже после вчерашнего. С кем он так напился? Почему не подумал о Еве? И обо мне? Ведь знал, что я обязательно расстроюсь, буду смотреть строго, а потом презрительно. Потом буду говорить пламенные речи о вреде алкоголя, а он соглашаться и обещать, что все изменится, и что столько пить он точно не будет. Он обещает. Вот главное, за что я цеплялась. О том, чтобы пойти к врачу или закодироваться не было и речи. Гордей утверждал, что он не алкоголик, в любой момент может бросить пить. Или все-таки уже не может?

Набрала в поисковике знакомый запрос. Кажется, я перечитала уже все статьи. Знала все безопасные нормы алкоголя наизусть и, наверное, уже сама могла вести наркологический прием. Но в то утро я все-таки разыскала железобетонный аргумент, которым хотела убедить Гордея. Ну, чтоб уж наверняка.

«Алкоголь при распаде выделяет вредные для организма вещества, например, ацетальдегид. Поэтому никакая доза алкоголя не проходит безвредно. Не нужно обманывать себя некой пользой при малых дозах – если она и есть, она перебивается отравлением организма».

Это написал не врач и не нарколог, а бывший хоккейный судья и юрист Евгений Осинов, он обожал спорт и активный отдых. А я теперь обожала Евгения. Раз не помогают разговоры, буду подбрасывать факты.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/anna-sannikova/portfolio-ne-predlagat-63001342/chitat-onlayn/) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения